Отрывки несуществующих воспоминаний
Автор: Мэй
Рейтинг:PG-13
Жанр: Fantasy/Romance/Drama/Angst
Пейринг:Кесси\Андрос Карлос\Сильвия Карон\Лео
Примечание от автора: Это, с позволения сказать, произведение представляет из себя цепочку несвязанных между собой виньеток. Повествует оно о том, что вполне могло бы случится, но почему-то не случилось. Или же происходит в этот момент, но мы этого не знаем. Почему бы и нет?
Уйдём
«Сегодня я одела белое-белое платье.
Вот только кружева на нем – жгучий снег, который таял на моих губах, когда мы мечтали о любви. Снег, который так безразлично падал за моим окном, когда все, что оставалась – пить чай с ромашкой и ждать твоего визита. Или играть на гитаре и петь самой себе. И снегу. Снегу, который становился грязным, падая в мерзлые лужи моих слез. Слез сердечной.
Сегодня я накинула фату.
Вот только материал ее - лишь пепел. Пепел нашего прошлого, сгоревший в пламени совсем – не – взаимной любви. Любви человека, которого не существует.
Которого я придумала, всматриваясь в черную маску.
Сегодня я жду тебя.
Мой небывалый.
Жду, хотя знаю, что ничего нас не связывает. Жду, хотя знаю, что ждать особенно нечего».
-Кассандра?
Кесси подняла утомленные глаза. Темные волосы паутиной застилали ее лицо.
-Да?
Она была будто пьяна. Будто спала. Будто тонула в своем тихом и вязком отчаянье, похожем на несладкий, обдирающий горло и сердце мед.
Она много курила. Из-за пряного дыма с каким-то тошнотворным химическим привкусом становилось дурно. Но этот дым будто окутывал ее, скрывая от проблем этого утра.
Она была в апатии. Ей было плевать. Просто и откровенно.
-Кассандра, ты меня слышишь?
Кесси оторвала заплывшие от недосыпа глаза и посмотрела на молодого человека, который и не думал ее торопить. Он стоял, опустив плечи, такой простой. Как будто целое поле пшеницы. В волосах, глазах, руках, позе. Пшеница в позе, надо же такое придумать… Но он был такой. Добрый. Исконный.
Такой родной. Прямо противоположный тому, темному, несбыточному.
Антитеза ее мечтам.
-Кес…
-Я тебя слышу, Андрос.
Я тебя слышу…
***
Он шел, засунув руки в карманы вытертых джинсов, в куртке и футболке, ничего лишнего. Он давно привык жить на этой земле. Жить без денег, образования, работая никем, получая в свои неполных 28 пенсию за совершенный когда-то в юности подвиг. Ушедший на войну под американским флагом. Вернувшийся с травмой позвоночника. Со стержнем в правой ноге.
Оказывается, люди могут быть хуже монстров. Особенно когда на тебе хаки, а не алый доспех.
Оказывается, рейнджеры могут умереть. Особенно, когда они уже не рейнджеры.
Оказывается, простые парни могут быть куда большими героями, чем те, в масках. Особенно если учесть, что нет у них ни морфера, ни зордов, ни будущего.
И у него теперь тоже ничего нет.
Даже она больше не с ним.
Но это не важно. Он умеет готовить сам, а что еще нужно для счастья?
Несмотря на все потери, все унижения и печали, он все еще такой добрый.
А ведь мог бы, как тогда. Замкнуться в себе. Стать хмурым.
Угрюмым. Находить в своем одиночестве живительное спасенье.
Нет. Он уже слишком взрослый для этого.
Случайное кафе вдоль старой улицы.
Встреча. Тоже случайная.
***
-Ты женат?
-Уже нет. Я ношу кольцо потому, что… Не знаю почему. Не на все есть ответы.
Улыбка.
Он по-прежнему не пьет. А она – с радостью. Вина. Дешевого, с мерзким привкусом, кислого. В три часа дня. Из пластикового стакана, за пластиковым столом. Рядом орет телевизор в пластиковой коробке, извергая из себя пластиковые звуки закадрового смеха.
Тетка за стойку, накрашенная ярко, как кукла Братц, с чрезмерно крутыми кудрями будет жевать жвачку – кусок пластика, сжимая свой блокнот на пластиковой пружине.
Но Андрос улыбнется ей.
(Господи, да когда же он научился улыбаться, а не кривить губы?)
Андрос улыбнется ей, как подросток с открытой раной честности в груди. И что-то в ней, этой захватанной жизнью, мужчинами, грязью тетке шелохнется.
И в тебе тоже. Несмотря на чуть похмельный бред.
И мысли: «Вот Эшли Дура. Ведь могло быть все хорошо…»
И вопрос: « А я? Не Дура ли?»
-А ты?
-Я ждала его сегодня… Зря.
Он смотрит прямо в глаза. Бессовестно, не хочет скрываться. Они ореховые. Твои – эбеновые.
-Давай просто уйдем.
Третьей же фразой.
Прямо так… Это он. Лидер.
-Ты ведь не кафе имеешь в виду?
-Нет, не кафе. Давай просто уйдем прочь.
-Куда?
Смеясь.
-Откуда же мне знать…
Обрученные
-Привет.
Он каждый день забирал ее из школы. Кормил обедом и отвозил к маме. Это было естественной частью его расписания.
-Привет, Сильвия.
Сейчас ей 14. В этом возрасте многие девочки уже совсем большие, а у нее только сейчас, с запозданием, начался этап окукливания, предвещающий распускание прекрасных крыльев. Она будет великолепной бабочкой. Когда-нибудь. Потом.
Хочет быть совсем как взрослая. Носит минимальной длины юбки, и максимальной высоты каблуки. Слишком длинные и слишком худые ноги.
Она была в том переломном состоянии подрастания, кода глядя на особу женского пола, совершенно не знаешь, как же ее окликнуть. Девочка? Девушка?
-Как дела в школе?
Дежурный вопрос. Она идет к нему, чуть волоча модельные туфли, улыбается, чуть неровно, будто нервно накрашенными губами.
-Неплохо. Мистер МакКей передал маме бланк. Если мама подпишет, я смогу заниматься в его группе единоборств. Буду, как Эшли. Танцы и карате! Вот.
-Умница. Только не нужно делать это, чтобы подражать Эшли.
-Как не надо?
Детский азарт. Резкость в движениях. Резкость в суждениях. А ты тоже был таким, да? И, наверное, таким и остался. Импульсивным. Чуть Питер Пэн. Мальчик, который не постареет. Где же ты, Страна-Которой-Нет?
Может, поэтому ты и разговариваешь с ней на равных, будто бы пытаясь заменить старшего брата. Хотя нет, не поэтому.
Может, рядом с ней ты просто забываешь, что нужно быть взрослым? Нет, не в этом кроется ответ.
-Ну! Если я буду такой же, как она, то тоже стану как ты! Рейнджером!
-Тихо, тихо, не кричи…
Ты ведешь ее к машине, поспешно оглядываясь, не слышал ли кто этого неуместного восклицания. Ежедневная опасность заставляет быть осторожнее.
Чуть-чуть.
***
Дома она курит, небрежно одергивая школьную форму. Пока мамы нет, совсем не страшно, проветриться еще успеет. А ты, конечно же, не станешь бранить, просто достанешь дорогую зажигалку.
-Знаешь, что девчонки в школе говорят?
Очередная небрежная улыбка. Следы яркой помады на белесом фильтре узкой сигареты, и на зубах.
-О чем говорят?
Насмешливый взгляд.
-О тебе, конечно.
Затушить о блюдце с тонкой золотистой каемкой.
-И что же?
Ты сидишь, упершись локтями в стол, листая ее комиксы. Ее губы, как у Набокова «цвета обсосанного леденца со вкусом барбариса». И сама она живая цитата из «Лолиты». Грация котенка. Эта детская вульгарность. Кто же ты? Нимфетка, Инфанта… Его маленькое, неискушенное мужчинами проклятье.
-Будто ты не знаешь. Все говорят, что мы любовники!
Восторженный взгляд от этого «зрелого» слова.
А ты поперхнулся чаем. Так, для вида, конечно. Как будто не ждал подобного поворота.
-Ты, конечно же, пресекла эти сплетни сразу же, Сильвия?
-Нет, зачем? Ты классный. Пусть думают так, мне приятно…
И он не стал спорить.
Их спаивало одиночество. Сковывало крепче цепей. Крепче обручальных колец. Крепче клятв, которые никогда не будут произнесены.
Год назад умерла при родах его молодая жена. Ребенка тоже не удалось спасти.
Вот так легко. Просто он остался один.
И пойти было не к кому. Некому просто сказать о своей неразделенной грусти, которая съедала его сердце хуже, чем юных - первая любовь. О своем безбрежном отчаянье, разливающемся волнами, мешающем дышать. О поглотившем его Ничто.
И тогда он вспомнил о ней.
О девочке, которая с упорством праведника каждый день приходит на кладбище, оставляя возле нечуткого камня полевые цветы.
И пришел в ее дом.
И они вместе рыдали. Она – над своим прошлым. Он – над будущим. Но слезы их входили в унисон. Даже не так – в гармонию. Становились нотами. Мелодией. Песней, о свободном стуле за обеденным столом, о пустой, застеленной свежим бельем постели. Об опустелом доме. О том, что теперь всегда будет «что-то не так».
А сейчас ты поднялся со своего места, и подошел к вновь закурившей девочке.
Присел на колени.
-Знаешь, это похоже на правду, да? То, что говорят твои подружки.
-Ага. Только они не подружки мне, а так…
И он, повинуясь какому-то неведомому позыву, целует ее. Не «по-настоящему», не «по-взрослому», а так, лишь слегка коснувшись. Пахнет дымом.
Она тянет к нему ручки, тонкие, как невесомая паутина, с отчетливым кружевом синих вен, но он тут же отстраняется.
-Может, когда-нибудь так и будет. Сбудется то, о чем шушукаются твои одноклассницы.
Выходит, улыбаясь
-Зайду через четыре года. Подождешь?
Уходит, не дождавшись ответа.
А она сидит, качая ногами, удивленная, возбужденная.
-Может быть, и подожду. Может быть.
Рука в руке
Медленно нанести грим, с какой-то странной усмешкой смотря на себя в зеркало…
Они всегда были рядом. Так уж получилось.
Оба довольно худощавые для элиты солдат, можно даже использовать слово "легкие". Оба слишком бледные для солнечного Ферум, столичного города КейО-35. Оба никогда не одевают гражданскую одежду, не слушают музыку, не думают о себе на поле боя.
Они, наверное, братья? Да, но не по крови, что к лучшему.
Ведь кажется, что в поведении своем вы разные до противоположности.
Кажется?
Он всегда угрюм. Думает о чем-то своем. Не разглядывает девчонок за соседним столом в общей столовой. Не смеется над твоими шутками. Не танцует. Категорически.
Ты всегда улыбаешься. Болтаешь потешную ерунду. Девчонки за соседним столом глазеют на тебя, а ты так свободно заставляешь их очаровательно краснеть, что просто удивительно. Всегда первый и лучший. Безусловно.
Так было.
Кажется, с самого раннего детства.
Вот только… С тобой шутили. В него влюблялись.
Влюблялись на всю жизнь. Кружил девичью голову задумчивый взгляд, эта степенность движений, эта серьезность, молчаливость, полыневая горечь настоящего принца из земной сказки. Не давала покоя эта гордость, эта холодность.
Зейн только улыбался.
Андрос злился. Женщины, в возрасте от 5 до 50 его откровенно нервировали.
Ему на самом деле все действовало на нервы. Никто, кроме Зейна, не знал, что кипит под ледяной коркой, окружающей сознание его друга.
Нет, не романтичная печаль от ранней потери возлюбленной сестры. Отнють не героическая воля к победе в не начатой еще войне.
Его друг прибывал в вечном, непрерывном раздражении. Его злило все. Каждая собственная ошибка. Каждый взгляд в его сторону. Он устал. Он был в ярости. Он был вулканом, каменным великаном с кипящей лавой внутри. Он ненавидел.
А ты понимал, что бороться с этим бесполезно. Ты просто жил улыбаясь. И улыбка горела не только на губах.
Вот только духовная улыбка, та, что скрыта, та, что только для тебя, была чуть минорна. Совсем чуть-чуть.
А однажды ты уснул в болезненной лихорадке полусмерти.
Ты видел в этом сне то, как друг, почти Брат, пинал стены корабля, не в силах больше быть сильным. Ты видел, как он три или четыре раза менялся в лице, планируя осушить с размаху банку серной кислоты. Как ДЕКА останавливала его в процессе затягиванья петли.
Впрочем, вовсе не ДЕКА стопорила его. Чувство долга.
Вечное чувство долга.
А потом тебе приснились люди.
Они попали сюда случайно… хотя нет, таких случайностей не бывает. Ты всматривался в их лица с улыбкой.
Один был похож на монолит. Он вел за собой. Он был логичен и непоколебим.
Другой был горяч. Хватался за ножи чуть что, но быстро остывал. Был и ветреным, и надежным.
Третья сочетала в себе поэзию и тьму. И радость. И невесомость. Ее доброта могла бы перевернуть горы. Она была музыкой.
А четвертая походила на солнечный свет.
И этот свет ослепил тебя.
И теперь твои сны были лишь о ней.
Впрочем, не только твои.
Но ты всегда знал, что значит жертвовать собой.
В этом секрет. Ты закрыл его собой в сраженье, что ввергло тебя в эту игрушечную Не смерть. Проснувшись, ты не посмел протянуть руки к солнечному свету потому, что он уже согревал твоего друга.
Чтобы быть полезным, только для того, чтобы быть полезным, ты позволил молнии ударить в твою грудь.
Да. Ты всегда заботился о ком-то. В этом секрет.
Будучи таким легкомысленным со стороны, таким отчаянно веселым, ты…
Никогда не думал о себе. Слишком большая роскошь.
Закончить с гримом, одеть смешные башмаки, и…
-Мама, мам, это клоун! – Малышка визжит от восторга. Девушка-солнечный свет гладит ее по волосам, свою дочку. Андрос держит ее на руках.
-Мам, я боюсь его… - Другая кроха жмется к маминым ногам. Девушка-музыка вымученно улыбается.
-Я его победю, не бойся! – и вот уже сын своего отца, горячий и смелый бросается на обидчика.
-Мне кажется, он не для того сюда пришел… - серьезно заявляет мальчик-скала.
Да. Он пришел сюда поздравить одну из них с днем рожденья.
Его вдруг охватила какая-то необъяснимая печаль, что этих детей было только четверо.
И, что странно, эта печаль улыбалась.
Потому что он вспомнил о совсем другой девочке.
***
Человек в сером всегда улыбается. Это его прирожденный талант – улыбаться шире и искреннее всех. А еще лучше всех рассказывать истории, такие, что про принцев, принцесс, рыцарей и единорогов. Такие, что после них и сны просто замечательные, и представлять себя их частью – просто и радостно.
А еще человек в сером порой дарит игрушки. Совершенно особенные. Они всегда смотрят на тебя, как живые, всегда самые теплые, всегда чем-то напоминают его.
Человек в сером носит на плечах, водит вместо мамы и папы в кино. Мама и Папа всегда так заняты. Им нужно спасать Вселенную, Землю, Мир, их брак, нашу семью и еще что-то. Я не знаю. Человек в сером не думает о такой ерунде.
Он покупает леденцы и вместе со мной прыгает в скакалку. По-моему, это куда важнее.
Сегодня Папа читает по ТВ какую-то речь.
Большую и нудную.
Что-то о том, что нужно спасать Мириной. Мама добавляет, что когда-то тоже руководила армией монстров, что она знает, как мыслит враг. Они наперебой заявляют, что сюда прибыл какой-то там легендарный серебряный космический рейнджер, что он – поможет. Что он супер-мега силен.
В этот момент человек в сером надевает цветастый фартук и начинает готовить мне кашу. Его улыбка особенно широка.
Человек в сером очень хороший. Он заботится обо мне, пока Мама и Папа пытаются остановить пришествие Страшного-Престрашного Зла.
Но папа отчего-то недолюбливает его.
Однажды я видела, как папа прижал человека в сером к стене. У папы знаешь, какие мускулы? Вот! В его руке, наверное, три руки человека в сером.
Ну так вот. Папа прижал его к стене и начал говорить, что не отдаст меня ему. Мол, что папина дочка и человек в сером обратного не докажет.
А еще, если так дальше пойдет, они наймут няню, и не будут меня больше с ним оставлять.
Человек в сером улыбается. Я уже говорила, он всегда улыбается.
-Карон не против, так что приткнись, пижон, - говорит, а еще добавляет что-то про ревность. А потом выгибает бледные губы в открытой усмешке.
-Ты похож на шкаф, Лео. У тебя голова, как верхние полки, забита всякой ерундой. А у нормальных людей там мозг.
И папа звереет. Сжимает зубы. Такое ощущение, что он сейчас проломит человеку в сером, который презрительно щурит глаза, череп. Но только вздыхает и отпускает его на пол.
-Не думай, что твоя легендарность спасет тебя в случае чего… Пижон.
Сказал, как плюнул.
Когда мне в этом году исполнилось семь, родители не пришли на мой день рожденья. И девчонки не пришли. Я была одна.
Это потому, что мама и папа не отпускают меня много гулять. Они говорят, что это опасно. И других детей тоже. Все боятся. Очень.
Человек в сером иногда берет меня в парк.
Но даже там, даже он не отпускает меня далеко от себя.
Волнуется?
Все говорят о том, что усиливается террор нелюдей. Отменены занятия в школах. Опустели улицы нашего поселения, не видно на нем больше ни землян в красивой форме, ни миринойцев в их легких одеждах.
Все кругом трепещут.
Только я не боюсь.
И поэтому пойду сегодня на прогулку. Одна. Я им всем докажу.
***
Маленькая девочка спокойно и радостно прыгала по камням, когда кто-то большой и черный безо всякого смущенья выстрелил в нее лазерным лучом.
Так просто уносили в эти дни жизнь.
Так легко проливалась кровь.
Но ты успел. Ты всегда успевал. И луч зверского выстрела не пронзил насквозь маленькую девочку.
Твою возлюбленную дочь.
***
Когда ты открыл глаза, то почувствовал что дышать – тяжко.
Тяжело до невыносимости.
Но зато в твоей тонкой, костлявой, обтянутой желтоватой кожей руке лежала чья-то маленькая ручка.
Terra Incognita
Твоя комната, как и любое другое помещение станции, имела серые стены. И все было не так. Какой-то блеклой казалась трава, слишком чистой – вода, слишком ярким – неживое небо.
Слишком обтягивающей – форма. Слишком зачитанными – книги. Ты не любила педантичного Данте, предпочитая ему символиста Уайльда и (конечно, совсем чуть-чуть) насмешника Вальтера. Но сейчас не отыскать тебе спасения у этих почтенных мужей.
Ты будешь бродить по слишком чистым улочкам. Разглядывать генетически измененные цветы, аромат которых был приторен сверх всякой меры.
Ты будешь искренне не понимать, зачем нужна голограмма ночного неба, когда можно показать людям просто звезды.
Настоящие. Далекие и Близкие.
А где-то далеко, дома - луна.
В детстве тебе казалось, что на вкус она, должно быть, напоминает мятный леденец. Холодная и сладкая.
Но сейчас это неважно. Сейчас есть только станция. Терра Венче? Нет. Сейчас это Terra Incognita.
Ты могла бы заглянуть к Майе.
Сейчас она, наверное, скучает. Или шьет. Или смотрит в окно. Или ждет чего-то.
Но настроения нет. Ведь это твоя Страна Тайн.
Чистая до стерильности. И потому чуть жуткая.
Лишь самую малость.
На душе было странное любопытство. Хотелось познать все тайны. Хотелось чего-то незыблемого, огромного, ты чувствовала, как внутри тебя что-то расширяется, что-то такое, что способно узнать и полюбить, вместить в себя каждый уголок мира. Даже засмотренные музыкальные фильмы. Даже заслушанный щебет птиц из уличных колонок.
Что-то очень радостное в тебе сегодня.
Новое.
Как искренность.
Как первый поцелуй.
А почему?
Тебе впервые до безумия хотелось Жить! Жить по-настоящему, так, чтобы лететь вверх, смеясь над притяжением, чтобы можно было все и даже больше, так, чтобы поверить первому встречному, влюбиться в принца, встретить Бога и увидеть, что у него глаза как у доброго волшебника Гэндальфа.
Чтобы играть с детьми в салочки, чтобы допоздна засиживаться у друзей, а не на работе, чтобы есть молочный шоколад, откусывая прямо от плитки, плавить сахар самой и есть рождественскую красно-белую карамель весной, чтобы, не стесняясь самой себя, читать детские книжки про чудеса и верить в них со всей искренностью.
Сидеть в кино на последнем-препоследнем, пересматривать в фейсбуке старые фотографии, где у тебя такой глупый-глупый вид в этих ужасных нелепых одеждах, болтать с незнакомцами ни о чем рассказывая им самые сокровенные тайны, а потом пересказать их, смеясь, друзьям, добавляя: «Ох, я такая глупая»…
Знать в лицо сегодняшний день.
Но всегда что-то мешало. Останавливало. Долг, дела, усталость, утомление…
А может, просто боялась увидеть все, что окружало тебя?
Ведь если эта вселенная окажется прекрасной, быть может, ты уже не сможешь вернуться к привычному?
***
-Слушай, Лео, а какой Она была?
-Она… очень спокойной.
-И все?
-Нет. Несмотря ни на что – очень мечтательной. Мне кажется, если бы я решил собрать рок-группу, то она писала бы для нас замечательные стихи.
-Она писала?
-Иногда.
Молчание.
-Хочешь – прочту?
Не дожидаясь ответа, закрывает глаза. В его устах слабенькие стихотворные строки звучат неаккуратно, но Карон, склонив голову к нежному открытому плечу, вдруг понимает, какое отчаянье крылось за легким графоманством.
Ты знаешь, мир сегодня так высок
Но из бумаг и дел моя темница.
Я будто запираюсь между строк
И вою, как продрогшая волчица,
На скрытую меж полками луну.
Все вновь меня оставили одну!..
-Стихи – не очень.
Он горько усмехнулся.
-Самое то для молодежной группы, да?
Молчание.
-Скучаешь?
-Все скучают.
Послушав разговор, уйдешь.
Не будешь кричать о том, что рядом, о том, что вернешься, о том, что все будет хорошо. Они узнают это позже.
А тебя ждет твоя Terra Incognita. Целый мир, на который раньше отчего-то просто не хватало времени.